— Шестьдесят три с половиной кабельтова.
— Василий Нилович! — обратился к командиру Политковский. — С кормового плутонга передают, что скоро могут открыть огонь.
— Добро! Пусть начинают без команды как только посчитают возможным… И вот ещё: передайте в погреба баковой — пусть готовят зажигательные. Где-то через полчаса начнём стрелять ими. Кровь из носа нужно подпалить эту германскую лоханку до темноты, иначе потеряем и вряд ли ночью отыщем.
— Зажигательными можно стрелять не более чем на тридцать кабельтовых, — возразил артиллерист. — Вряд ли мы успеем за оставшееся время подобраться так близко.
— И тем не менее. Если вдруг повезёт — потом локти себе изгрызём, что вовремя не подсуетились…
С кормы грохнуло выстрелами. Значит ещё две артустановки присоединились к обстрелу, не опасаясь зацепить снарядами конструкции собственного корабля или контузить оные дульными газами. Через минуту «Дерзкий» так же заработал по цели всей своей артиллерией. Ещё через три и «Беспокойный» последовал примеру впереди идущих собратьев по строю. Результаты не замедлили сказаться: сначала блеснуло огнём на борту «Бреслау», а потом наблюдался явный разрыв в районе кормовой надстройки. Но всё это были лишь комариные укусы для крейсера — хода он не убавил, и продолжал интенсивно огрызаться огнём.
Однако плотность огня русских миноносцев увеличилась в два с половиной раза, что не могло не сказаться на результатах: рвануло на первой трубе, затем в районе баковых орудий, под кормой…
— Молодец Нечипоренко! — азартно выкрикнул сигнальный кондуктор прямо под ухом командира «Гневного». — Так их! Бей в самую говядину!!
Черкасов только усмехнулся в усы и не стал одёргивать азартного сверхсрочника. К тому же кавторанг и сам почти не сомневался, что граду попаданий в «Бреслау» дивизион обязан именно наводчику второго орудия его эсминца.
Если человека представляющего одно целое с лошадью можно назвать кентавром, то как назвать комендора, слившегося со своей пушкой? А Остап Нечипоренко являлся, казалось, именно таким существом. Из своей четырёхдюймовки он лупил в цель так же точно, как сибирский охотник из ружья…
— Кажется наш визави слегка сбавляет ход, — неуверенно произнёс старший офицер «Гневного».
— Сплюньте, Сергей Николаевич! — Черкасов боялся поверить в удачу раньше времени.
— До крейсера пятьдесят восемь кабельтовых, — донеслось с дальномера в ответ на сомнения командира.
— «Беспокойный»!!!
Все, кто находился на мостике, немедленно оглянулись на следующий в строю корабль.
А тот, сильно, паря отворачивал в сторону с генерального курса.
А тот, сильно паря, отворачивал в сторону с генерального курса. Можно было не сомневаться — перебит паропровод. Это и подтвердил через минуту сигнал с повреждённого эсминца. «Беспокойный» вывалился из погони, на его помощь рассчитывать уже не приходилось.
— Всё-таки картонные у нас кораблики, господа, — с горечью произнёс Черкасов, — одно попадание, и…
— Всегда приходится чем-то жертвовать, Василий Нилович, — отозвался старший офицер. — В том числе и за нашу рекордную скорость. Да и просто повезло колбасникам с попаданием.
— Да понимаю я, Сергей Николаевич. Бывает… Помните, сам Нахимов сказал: «Не каждая пуля в лоб…». И тут же был убит именно пулей в лоб…
— «Бреслау» отвечает из четырёх орудий! — обратил внимание остальных офицеров Политковский.
В самом деле: в бинокли было несложно рассмотреть, что на борту вражеского крейсера при каждом залпе вспыхивает на один огонёк меньше чем раньше. То есть одно из бортовых орудий противника хотя бы временно вышло из строя.
Тем временем «Пронзительный» занял место покинувшего строй собрата, и работал уже всей своей артиллерией.
То есть на четыре выстрела с германского корабля, русские отвечали девятью, а если учесть, что артсистемы эсминцев более скорострельны, выпускают снаряды, которые хоть чуть — чуть и уступают немецким по калибру, но на полтора килограмма тяжелее и содержат больше взрывчатого вещества…
С постоянным уменьшением дистанции всё больше увеличивался относительный ущерб, который наносился «Бреслау» по сравнению с преследователями. На баке «Дерзкого» полыхнуло взрывом, и его носовое орудие замолчало на несколько минут. Но в отместку Первый дивизион «наградил» противника пятью попаданиями. На крейсере разгорелся сильный пожар в корме, вышла из строя ещё одна пушка стреляющего борта, пробило первую трубу, что сразу вызвало потерю ещё полутора узлов хода.
— Клаус! На лаге только двадцать один узел, — почти кричал в машину Кеттнер. — Делай что хочешь, но прибавь оборотов!
— Я не бог, Пауль, — донёсся в ответ усталый голос из утробы корабля. — Первая кочегарка задымлена так, что находиться в ней невозможно — уже пятерых кочегаров унесли в лазарет без сознания. Люди падают от усталости. Пришли два десятка матросов на подмену, тогда может, ещё узел выжмем…
— Где я тебе людей возьму? Снаряды подносить некому, пожары тушить…
— Русский крейсер открыл огонь! — прервал общение офицеров крик сигнальщика.
— Дьявольщина! — ругнулся командир. — Этого нам ещё недоставало! Какая дистанция?
— Девяносто кабельтовых, — ответили с дальномера.
Два водяных столба от падения шестидюймовых снарядов выросли приблизительно в трёхстах метрах от борта «Бреслау».
— Пока недолёт, — прокомментировал Кемпке. — Но для пристрелочного залпа очень неплохо.